Let's stop pretending. It's tiring.
Название: twin's habits
автор: я.
фандом: Tokio Hotel
пэйринг: твинцест
рейтинг: R
Disclamer: всё не моё, все не мои.
Предупреждение: наверное это самое длинное из всего того, что я написала на сегодняшний день. Поэтому скучно и затянуто, потому что персонажи не хотели меня отпускать. А планировался всего лишь драббл. Я всех предупредила))
читать дальше
Утром Том сидит на подоконнике и разговаривает по телефону. Я потягиваюсь, наполовину высунувшись из-под одеяла, и шумно выдыхаю, но он не обращает на меня внимания. Это вполне в его духе, а вот мне сегодня хочется поиграть. Ночь прошла прекрасно, несмотря на то, что мы поздно заснули, я выспался, и какое же счастье, что сегодня никуда не надо спешить. Все встречи назначены на завтра.
– А, ты проснулся, – его высочество наконец-то соизволило обратить на меня внимание. – Угадай, кто звонил?
– Ты знаешь, в данный момент мне это абсолютно не интересно. Меня интересует другое, – я облизываюсь, глядя на него, – почему ты не со мной в кровати?
– Ну, наверное, потому, что я уже встал. – Том смотрит в окно. – И даже успел позавтракать. Надеюсь, я тебя вчера не очень вымотал, а то ты, в отличие от меня, никак не хотел просыпаться. Вот, даже на звонок не ответил, – он трясет телефоном.
Слова о телефоне я пропускаю мимо ушей, акцентировав свое внимание на другом.
– Ты хочешь сказать, что ты бодр и полон сил, а я уже ни на что не способен, потому что ты меня вчера затрахал? – сажусь в кровати, позволяя одеялу окончательно сползти вниз. Могу поспорить на что угодно, Том проследил бы его путь заинтересованным взглядом, если бы у него на затылке были глаза. – Эй, смотри на меня, я к тебе обращаюсь.
– А чего я там не видел? – я кожей чувствую его ухмылку.
– А раз ты все видел, значит, тебе теперь слово "вежливость" ничего не говорит, так?
– Брось, Билл, слово вежливость оставь для всех остальных, – он поворачивается, – не придумывай причины, по которым я должен на тебя смотреть. У меня и так стоит все утро, с тех пор как я проснулся. Почему, ты думаешь, я не мог снова заснуть?
Конечно, эта фраза не может мне не льстить, вот только Тома хлебом не корми, дай сказануть что-нибудь такое, что вгонит меня в ступор, и он сможет воспользоваться моим телом в своих интересах.
– А почему ты меня не разбудил? Что, думаешь, я бы тебя послал?
– А ты что думаешь, я так повернут на трахе, что не смогу подождать пару часов, пока ты проснешься? Мне, знаешь ли, неинтересно трахать резиновую куклу, которой ты являлся несколько часов назад.
Вот так всегда. Откровенность, не знающая границ. И пусть меня это обижает, я не могу не признать, что если бы это было не так, этого разговора вообще бы не было. Просто по причине того, что разговаривать было бы не о чем. Не спали бы мы вместе и не трахались по углам.
– Ну а сейчас? Сейчас я пригоден для того, чтобы меня можно было трахнуть или нет? Подождем еще немного: маникюр, педикюр и все такое? – добавляю в свой голос ровно столько вызова, чтобы завести брата настолько, насколько мне нужно. И он ведется.
– Сейчас ты не просто пригоден, сейчас ты нарываешься...
Подойдя к кровати, он стягивает футболку и начинает расстегивать джинсы. И тут у меня появляется офигительная идея, что я аж весь загорелся желанием воплотить ее в жизнь. Хотя мое состояние и до этого нельзя было назвать спокойным. Затрахал он меня, значит. Сейчас я ему покажу, что из этого следует...
Протягиваю руку и провожу кончиками пальцев по его животу, царапая ногтями кожу. Он шипит как кот, выгибаясь мне навстречу. Усиливаю нажим, и теперь мои ногти оставляют красные полоски на его коже. Он наклоняется, чтобы поцеловать меня. Но это не входит в мои планы, его поцелуи являются тем, что стопроцентно сводит меня с ума. Поэтому я наклоняю голову, утыкаясь ему в живот, и начинаю зализывать следы оставленные ногтями.
Том надавливает рукой мне на макушку, принуждая спуститься ниже, и я следую его настойчивой просьбе. Если бы кто-нибудь спросил меня, что я умею лучше всего, и мне надо было отвечать честно, а не гнать всякую чушь, то я бы ответил – как доставить Тому удовольствие. Вот только, слава Богу, честно отвечать на этот вопрос меня еще никто не заставлял.
Одной рукой я обхватываю его член, а второй обнимаю за задницу. Провожу от основания к головке, Том еле заметно вздрагивает и фыркает:
– Сухая...
Да уж, может мой брат и толстокожий, но только не здесь. Из вредности провожу рукой вниз, словно навинчивая кулак. Том ничего не говорит, и я сплевываю на его член, теперь дело идет гораздо лучше, он начинает подаваться вперед и назад, из-за того, что я двигаю рукой в паре сантиметров от своих губ, у меня начинается натуральное слюноотделение от желания заполучить его внутрь.
Замечаю, что у меня стоит ничуть не меньше, чем у него, и понимаю, что могу и не сделать задуманной гадости. Но тут брат подталкивает мою голову вниз, так что у меня не остается иного выбора, кроме как взять его в рот. Нежно посасывая головку, я сжимаю кольцо из пальцев у основания. Он шепчет что-то – я не могу разобрать слов, и пытается войти глубже. Отстраняюсь, глубоко вдохнув, выдохнув, и надеваюсь ртом на его член. От кончика моего носа до его лобка остаются считанные миллиметры, и в этот момент я напрягаю связки. От этого по моему горлу легкой волной проходит мышечный спазм, и Том весь дрожит как его продолжение.
Собираюсь с последними силами, вновь отодвигаясь, отталкиваюсь от его бедра, и быстро вскочив, мчусь в ванную. За спиной раздается полный разочарования стон, и, прислонившись к стене, я начинаю быстро двигать рукой теперь уже по своему члену. Мне хватает буквально пары минут, чтобы кончить и опуститься на пол.
Принимая душ, я слышу стук в дверь. Немного опасаясь мести Тома, настороженно спрашиваю, чего он хочет.
– Там с утра Йост звонил, сегодня у нас разговор по поводу сценографии на премии. Так что вылазь, не бойся. Я тебя не трону... – и после небольшой паузы брат добавляет, – даже пальцем.
По дороге в студию Том ведет себя совершенно обычно. То ли он и правда не злится на меня, то ли таит обиду и лелеет жестокую месть. Я верчу в руках плеер, который так и не удосужился включить. И думаю об этой чертовой премии. Что-то пошло не так в последнее время, я не получаю никакой радости от того, что мне вручают очередную статуэтку, кубик, шарик или что там еще выдумают организаторы. Самым главным становится не забыть речь и улыбку.
Том перебивает мои мысли.
– Да ничего особенного там не будет, не грузись. Нам всем надо просто немного отдохнуть. И тогда мы снова будем радоваться... Может быть, – он улыбается мне.
Вот так всегда, стоит сделать что-то гадостное, как он не может не упустить момент ткнуть меня в это носом. Ну почему он не наорал на меня, или бы еще лучше оттрахал после того, как я вышел из душа? Фиг вам, строит тут из себя благородство. Молча жду, и он объясняет мне свою позицию:
– Да ждал я от тебя чего-то такого, поэтому и не злюсь. Я тебя не понимаю порой, но всегда чувствую.
– Мне просто захотелось... – начинаю было говорить, но чувствую, что оправдываюсь, и останавливаюсь.
Он протягивает руку и сжимает мою коленку:
– Я же сказал, что все в порядке.
– А говорил, что даже пальцем не тронешь, – поддерживаю его тон.
– Ну, я обманул, значит. Разве ж могу я тебя не трогать? – проводит по ноге вверх, и подытоживает, – не могу.
В студии прокручиваем записи с последних концертов, и мне указывают на то, что я слишком часто наклоняюсь сильно вбок – создается ощущение падения, Георг иногда уходит так сильно в сторону, что его не видно. Густав, выходя на поклон, частенько спотыкается о разложенные вокруг установок провода. Только Том практически все делает идеально, за исключением одного момента – слишком мало смотрит в мою сторону. Даже фишка с пинком не помогает.
А что делать, если нам даже тысячи глаз не мешают друг друга хотеть. Остается делать вид, что другого просто нет на этой сцене. Но не объяснять же это всем остальным. Наконец, разбор ошибок заканчивается, и мы переходим собственно к тому, ради чего здесь собрались.
Обсуждается все – расстановка нас на сцене, высота ударной установки, на каких аккордах я поворачиваю голову и смотрю на Тома, на каких словах Том подходит к Георгу, куда попадает синий прожектор, а куда белый... Все. До малейших деталей. В нашей работе нет места импровизации. Вот за это я и ненавижу премиальные выступления. И еще потому, что там не ты вытягиваешь энергию из зала, а он – из тебя.
Во время небольших пауз смотрю на брата – он сидит, закусив нижнюю губу, и внимательно слушает. Его ноги широко раскинуты, и та коленка, которой я не касаюсь своей, медленно качается из стороны в сторону. И я снова его хочу, тем более что утром сам от него и отказался.
Опускаю ладонь на свою коленку, невзначай касаясь его ноги, он не поворачивает головы в мою сторону, но я знаю, что он понимает мои намерения. Скребу ногтями по его джинсам с еле-еле слышимым звуком. Том дергает ногой, опуская ее вниз, разрывая контакт. Мне становится немного обидно, и я заставляю себя сосредоточиться на работе.
Наконец, собрание имения нас закончилось. Я задерживаюсь, чтобы обсудить свой костюм, Том куда-то сбегает. Выясняю все до конца и со спокойной совестью прощаюсь. Теперь можно идти налаживать личную жизнь. Только бы эта жизнь никуда не удрапала со своей драгоценной гитарой.
Нахожу Тома в одной из дальних комнат, о его местонахождении мне сообщает Георг, с которым они обсуждали последнюю из приобретенных гитар. Удивляюсь сам себе, вроде не так давно кончал, а уже снова возбужденный. Дело осталось за малым – надо сподвигнуть брата на новую порцию секса, с учетом того, что сделать это сейчас мне будет сложнее, чем утром. Но где наша не пропадала, а самое главное, чего только наша не добивалась.
– Как ты считаешь, что если я на выступлении сделаю вот так? – встаю перед Томом на колени, раздвигая ноги, и откидываюсь назад. В его глазах смесь возбуждения и удивления. Он окидывает меня взглядом, охватывая всю картинку целиком. Потом медленно скользит взглядом сверху вниз, я еще сильнее прогибаю спину. Выдыхает:
– А это не будет слишком?
Как же мне нравится эта нотка нерешительности в его голосе. Дразню:
– Ну, я же не буду делать вот так...
Выгибаюсь так, что чувствую, как волосы касаются пола. Смотрю на его расширившиеся зрачки и отрываю зад от пола. Моя поза напоминает несуразный мостик, но я-то знаю, как это действует на него. Том делает два шага, приближаясь ко мне вплотную, улыбается так, что я немного нервно облизываю пересохшие внезапно губы.
– Тогда бы я не стал делать и вот так…
Он расталкивает мои коленки носком кроссовка, разводя ноги еще шире, до тех пор, пока я не чувствую, что еще немного, и джинсы начнут рваться. Улыбаюсь ему в ответ.
– Почему? Боишься, что все умрут от перевозбуждения?
– Нет, – он встает между моих ног. – Потому что это натолкнет меня на мысль сделать нечто вроде этого… – Он легко нажимает ногой на мой пах. Совсем чуть-чуть, но сквозь тонкие джинсы я чувствую носок его кроссовка. – Или вроде этого...
Ставит ногу сверху и начинает медленно двигать ей взад вперед. Я чувствую, что еще чуть-чуть, и мое возбуждение не даст мне продолжить дразнить его. Отползаю назад, разрывая контакт, нахально улыбаюсь:
– Да это было бы совсем некстати. Прикинь, я встаю, а у меня на джинсах пятно. Такой след от грязного кроссовка.
Вот только Том чувствует меня практически как себя самого. Ничего не говоря, он снова возвращает свою ногу на мою промежность, только теперь надавливает сильнее, делая мне немного больно. Я смотрю в его глаза и читаю в них приказ не двигаться. Замираю, отдаваясь ощущениям – даже говорить ничего не хочется. Он чувствует, что я сдаюсь, и начинает легонько выстукивать на мне какой-то занятный ритм. Я выгибаюсь еще сильнее, уже непроизвольно, следуя за его ногой. Он шипит как кот и жестким нажатием заставляет меня забыть обо всем. Мне становится плевать на прогнувшуюся до боли поясницу, плевать на упирающиеся в жесткий пол локти и сведенные судорогой колени. Весь мой организм забыт, и я чувствую только его ногу, давящую на мой член. Все мои мысли только об этом. Меня безумно интересует только одно – даст ли он мне кончить. Не будет ли мстить за мое утреннее поведение.
Впрочем, даже это меня уже не интересует, я весь теряюсь в ощущениях. Том меняет ногу и мягкими круговыми движениями доводит меня до оргазма. Помня о том, что громко кричать нельзя, я только широко открываю рот, ловя хотя бы глоток воздуха. Сейчас я напоминаю не мостик, а манекен с вывернутыми назад ногами. Том поднимает меня на руки и тащит на диван. Усаживает перед собой и обнимает. Я расслабляюсь, весь обмякаю в его руках. Может я и взбалмошный идиот, но он меня любит, я просто это знаю. Хотя ведь Том это тот же я, и значит...
– Мне кажется, что даже несмотря на то, что мои кроссовки чистые и следов не оставляют, тебе все же стоит сходить в туалет и привести себя в порядок, – он нежно целует кончик моего уха, – а то пятно все-таки появится.
– Я тебя тоже люблю.
Выпутываюсь из его рук и ног, встаю и топаю в туалет. В спину доносится:
– Я жду тебя внизу.
Ждет он меня внизу, как же! Фыркаю. Нет, чтобы помочь любимому братику. Ждет он меня. Ишь ты выискался.
На самом деле я на него не злюсь совершенно, понимаю это всем своим существом. Тем более что, по большему счету, я заслужил и не такое. Вот если бы он бросил меня там, на полу, я бы еще мог на что-то претендовать, на какую-то обиду. А так, я даже благодарен ему, что он не оказался такой же сукой как я сам. Но поворчать-то никто не мешает. Улыбаюсь сам себе.
В туалете, стянув джинсы вместе с трусами, понимаю, что Том был полностью и абсолютно прав – еще немного времени, и надо было бы ходить, прикрывшись спереди, ну журналом к примеру. Вытираюсь полотенцами и натягиваю обратно джинсы. Выбрасываю скомканные полотенца в мусорку и понимаю, что передо мной возникла проблема. Проблема с большой буквы П. И никак иначе. Трусы-то куда девать? Выкинуть их абсолютно точно нельзя – уборщица будет в восторге, если найдет такой подарок от меня. Карманов, куда я могу их запихать, тоже нет. Черт, и почему Тома нет рядом, когда он так нужен? Риторический вопрос, но в его балахонах можно вынести ударную установку Густава, и никто ничего не заметит.
В этот момент открывается дверь. Сую трусы за отворот куртки и поворачиваюсь к раковине. На лицо, которое отражается в зеркале над ней, даже смотреть не хочу. Оно все красное. Ну братик, спасибо тебе.
По пути к машине понимаю, что на этом плата за оргазм не закончилась. Ни эти джинсы, ни этот я абсолютно не приспособлены к хождению без нижнего белья. Швы трут немилосердно. Плюхаюсь на сиденье со словами:
– Чувствую себя гребаным фетшистом-мазохистом в одном флаконе.
Том как-то диковато улыбается.
– А ты и есть фетишист, помешан на себе, как не знаю что.
Его слова вызывают у меня дикий ржач. Не могу остановиться пару минут. Только когда чувствую, что мы выехали со стоянки, немного успокаиваюсь. Расстегиваю куртку и показываю ему трусы со словами:
– И ты недалек от истины. Вот уже и трусы у себя ворую!
Он улыбается, окно с моей стороны мягко опускается вниз.
– Можешь выкинуть, если конечно не хочешь сохранить их как память.
– Вообще-то я хотел подарить их тебе, но как знаешь…
Сегодня определенно день сюрпризов. Том спокойно протягивает руку:
– Давай.
Пока я шокированно смотрю на него, он вытягивает руку, забирает мои трусы и сует к себе в карман, объясняя:
– Повешу над кроватью. А мазохистом почему?
Делаю голос немного обиженным и как бы через силу выдавливаю из себя:
– Швы натирают.
Наступает очередь Тома ржать, а мне остается только испуганно одергивать его, призывая смотреть на дорогу. Отсмеявшись, он снимает правую руку с руля и начинает расстегивать ширинку на моих джинсах. Немного сползаю на сиденье вниз и раздвигаю пошире ноги, дабы облегчить ему доступ. Его пальцы нежно массируют мой член, в то время как мошонка продолжает тереться о тот самый злополучный шов. И вот этот контраст между джинсами и его ладонью настолько ярок, что я не выдерживаю и пытаюсь отстраниться.
– Том, не надо. Только не сейчас, я…
Он бесцеремонно обрывает меня.
– Сейчас. Я хочу сейчас.
Он говорит тем самым полуприказным тоном, перед которым я не могу устоять, или не хочу. Мне доставляет какое-то непонятное удовольствие тот факт, что он мной командует. Наверное, я впрямь немного мазохист, но оттого, что его движения становятся более грубыми, в чем-то немного болезненными, я получаю колоссальное удовольствие. Мои мозги отключаются, и все что я могу – только тихо выдыхать: еще, еще, сильнее.
Том прерывается, достает из бардачка салфетки и подает их мне. Я непонимающе смотрю на него, но он не утруждает себя объяснениями. Некоторое время ничего не происходит, он ведет машину, а я несколько заторможенно смотрю перед собой.
В наступившей тишине раздается его голос:
– В принципе, ты можешь сам закончить, только не забудь про гигиену и то, что в этих джинсах тебе еще в квартиру подниматься.
Вот сволочь! Я так и знал, что он не успокоится, пока не отомстит. И вот ведь зараза, там, в студии, я ждал, что он не доведет дело до конца, а сейчас у меня даже мысли об этом не мелькнуло. Поворачиваюсь к нему, намереваясь высказать все, что я думаю по поводу такого поведения, но вижу его озорную улыбку, и мою злость как волной смывает. Тихо скулю:
– Так не честно, Том. Ну пожалуйста, не бросай меня в таком состоянии. Я осознал и принял во внимание всю пакостность моего поведения.
– Ага, а как только кончишь, так сразу осознание выйдет из тебя вместе со спермой.
– Том... Так не будет...
Он улыбается, смотрит на меня, я смиренно жду своего приговора. Через пару секунд он фыркает:
– Ты сам-то веришь в то, что сказал, а братик?
Пока я размышляю над этим вопросом, выбирая, что ответить правду или совсем правду, он опять ставит меня в тупик:
– Подрочи для меня. Можешь? – интонация поменялась с той, приказной, на просительную. Но я послушно обхватываю рукой свой член и начинаю медленно поглаживать большим пальцем головку.
Том внимательно следит за дорогой. У меня складывается ощущение, что он погружен в какие-то свои мысли. А мне – с одной стороны мне хочется его внимания, а с другой – я хочу сделать что-то для него. И не для того, чтобы принести себе удовольствие, Том мне в нем никогда не отказывал, а просто потому, что хочу доставить это удовольствие ему.
– Мне кончать? – задаю вопрос, наугад, чтобы разрядить обстановку.
– Нет. – Его тон настолько категоричен, что мне прямо-таки хочется сделать наоборот. Но я вспоминаю, что в данный момент я белый и пушистый, и киваю. Хотя какого черта – он все равно этого не видит!
– А когда? – не то чтобы мне сильно хочется, но правила игры знать не помешает.
– Не знаю, – брат пожимает плечами. – Не сейчас.
Я снова киваю. Ну и что, что не видит. Говорить что-то еще мне лень.
Смотрю в окно – мы практически приехали – еще минут десять, и мы наконец-то будем дома. Том бросает на меня косой взгляд. Моя рука медленно движется вверх-вниз, пальцы обхватывают член, но не плотно, а слегка касаясь. Просто лениво ласкаю себя, чувствуя не столько физиологическое возбуждение, сколько моральное. Том весело хмыкает:
– Мы два извращенца.
– Даже не буду возражать, – весело улыбаюсь ему. – Ты есть хочешь?
– Ну как тебе сказать, я вообще-то перекусил в студии. А ты?
– Да, есть немного. Предлагаю приготовить пиццу и чего-нибудь попить.
– Штаны застегни, повар. Мы приехали.
Хорошее настроение не покидает меня, но, тем не менее, я ворчу:
– Застегни, расстегни. Сними, одень. Почему это я тот, кто вечно должен раздеваться и одеваться, почему не наоборот?
– Ответ, так сказать, очевиден. Тебе нравится это делать.
– Неправда! – я возмущенно смотрю на него. – Ничего подобного! Это тебе нравится вечно меня раздевать!
– Ну, я и говорю, тебе ведь нравится доставлять мне удовольствие. – Черт, и сказать нечего. Но ведь это за мной всегда должно оставаться последнее слово.
Мы уже поднимаемся в лифте, а я так и не придумал, что бы мне такое сказать. Но Том обрывает мои мысли, мягко притягивая меня к себе за плечи, и шепчет мне на ухо:
– Не думай так долго – морщины появятся.
Лягаю его ногой в колено, и пока он трет его рукой, выхожу из лифта. Вот ведь зараза!
Честно говоря, наша кухня больше похожа на музей. Ну такой достаточно грязненький музей с явно ленивыми уборщицами. Что не мешает мне любить ее до безумия. Потому что именно на этом самом кухонном столе, который я притащил сюда из предыдущей квартиры, заслужив пару нелестных отзывов в свой адрес, случился мой самый первый настоящий трах с Томом. Все же в нас полно романтики. Мы же не выбрали комнату с удобной мягкой кроватью, вокруг которой стоят вазы с розами, с зажженным камином в углу. Я до сих пор помню, как от неловкого движения рукой на пол полетела какая-то тарелка. Голос Тома в который раз нарушает мои размышления:
– Могу поспорить, я знаю, о чем ты думаешь?
– И как ты это определил? – отвлекаюсь от стола и достаю из холодильника лимонад и коробку со вчерашней недоеденной пиццей.
– То, что я могу поспорить или то, о чем ты думаешь?
– Как смешно! Я сейчас описаюсь от смеха.
– Просто ты так ласково поглаживал краешек стола, что догадаться было несложно, – он уселся на стул.
– Да уж, я знаю, я дурак, но не надо над этим смеяться. Слышишь? – поворачиваюсь и угрожающе тычу банкой лимонада в его сторону.
Он улыбается в ответ на мои слова.
– За это я тебя тоже люблю.
– Пошел в зад!
– С удовольствием, но чуть-чуть попозже. Тебе сперва поесть надо.
Я не выдерживаю и запускаю в него банкой, пролетев мимо его головы, она попадает в стену рядом с дверью. Том изумленно присвистывает:
– Ого! Ну ты даешь!
– Я может и даю, но больше не тебе!
– А кому? – его голос внезапно становится серьезным, но я этого не замечаю.
– Найду кому! У меня большой выбор, знаешь ли.
– Билл...
– Что Билл! – я знаю, что опять ору и, на его взгляд, без всякого на то повода. Но сегодня у меня самое что ни на есть дурное настроение. А он, как назло, начал насмехаться над моим столом.
Том явно не понимает причины, но представляет себе последствия, к которым может привести начавшаяся перебранка, поэтому он встает и выходит из кухни. Я слышу, как в глубине квартиры хлопает дверь его комнаты, мрачно достаю из холодильника еще лимонад, вынимаю из коробки так и не разогретую пиццу и тупо начинаю жевать, выгоняя всякие посторонние мысли из головы. В голове настоящей блондинки должно быть свободно и светло, так ведь?
Настроение блондинки продержалось практически до ночи. Брата я не видел, он выходил из комнаты тогда, когда я был в ванной. Зато в этом режиме я мог часами заниматься своей внешностью, хотя это и напоминало мне о нем. Куда веселее было бы, если бы он в данный момент валялся на моей кровати и вставлял по поводу моих действий свои ехидные комментарии. Но, в принципе, и так можно было существовать.
Но вот когда пришла пора ложиться спать, глядя на свою так редко используемую по назначению кровать, которая скорее является просто складом для шмоток, я понял, что спать один совершенно не хочу. Вот прямо сейчас пойду и выцарапаю из него прощение, как бы он не сопротивлялся. Мой он или не мой, в конце концов?
Захожу в комнату брата без стука, свет выключен, шторы на окне задвинуты. После яркого освещения холла, кажется, что стоит абсолютная темнота. Не буду говорить, что мне стало смертельно тоскливо, когда я понял, что Том лег спать без меня, но что-то похожее на разочарование появилось.
Протянув руку к выключателю, я зажигаю свет. Его кровать абсолютно пуста, и сперва мне приходит в голову, что я просто не слышал, как он ушел, но через пару секунд я замечаю его ноги, свисающие с подлокотника кресла. Обойдя его, вижу, что Том просто заснул в какой-то ужасно неудобной на мой взгляд позе. Прикидываю, как он будет себя чувствовать, когда проснется, и трясу его за плечо.
– Просыпайся, а то завтра весь день будешь плохо себя чувствовать.
Он смешно морщит лоб и, открыв глаза, что-то ворчит. Не разбирая, что он там пытается до меня донести, начинаю его раздевать. Так как ноги доступнее всего, то и начинаю я соответственно с них. Стянув с него носки, я нагибаюсь, чтобы расстегнуть джинсы. Он не мешает мне, наоборот, приподнимает задницу и ноги по очереди, пока я тяну за концы штанин.
– Ну вот, а теперь футболка. – Том садится и поднимает руки наверх, предоставляя мне действовать самому и дальше. Отбрасываю футболку в сторону и указываю на его трусы: – Сам снимешь, или тоже мне оставишь?
Он пожимает плечами. Это может означать все, что угодно, а в данный момент я, честно говоря, не понимаю его настроя. Но раз так, тогда буду действовать так, как хочу сам. Сев на корточки, я хлопаю его по ноге – раз, по второй – два, и он стоит передо мной абсолютно голый.
– Ну, вот и все, иди в кровать.
– А я думал, что ты не придешь.
Его слова повисают в воздухе. Они звучат как-то слишком серьезно и неожиданно для меня. Я застываю на месте, а он шлепает мимо меня к кровати и присаживается на самый краешек. Я не нахожу ничего лучше, чем спросить:
– Ты почему не ложишься?
– А почему мы с самого начала спим на моих кроватях, а не на твоих?
– Потому что ты сказал, что у меня в комнате всегда слишком много косметических запахов.
– А в нашем автобусе их нет, и в отелях тоже, а мы все равно спим в моих кроватях.
– Тогда я не знаю почему, – этот диалог начинает меня раздражать.
– Потому, что это ты всегда приходишь ко мне. Не я к тебе, а ты ко мне.
Я знаю, что я не самое сообразительное существо на свете, но тут до меня доходит практически моментально. За полминуты сбрасываю все свои одежки на пол и, приглушив свет, усаживаюсь за спиной брата, крепко обхватывая его ногами.
– Я могу быть самой распоследней сукой на свете, вот только не по отношению к тебе. Ты же знаешь это. – Он молчит, и я после некоторой паузы продолжаю. – Сегодня я весь вечер скучал по тебе. Я старался этого не делать, но постоянно представлял себе, что бы было, будь ты рядом. Мы бы целовались в душе, ты бы расчесывал мои волосы, а я бы отсосал тебе, накрасив губы своим новым блеском и оставляя следы от него на твоем члене. Потом мы бы лежали обнявшись, и долго-долго болтали ни о чем, просто так, и нам было бы хорошо. Но всего этого не было, потому что я напакостил сегодня утром. А потом весь день ждал, что ты будешь мне мстить. И поэтому затеял истерику на кухне. В следующий раз, ты просто дай мне пару раз по роже, чтобы я не зарывался. И все.
– Я не сомневаюсь, что после этого я буду кончать только от собственной руки несколько недель как минимум.
Я улыбаюсь.
– Все может быть. Вот только я все равно буду приходить к тебе каждый вечер.
– Просто твоя кровать непригодна для сна, в ней слишком много всего можно найти.
– Просто я не могу спать спокойно, когда мне нет никого, кого можно было бы лягнуть во сне.
– И когда не у кого отобрать одеяло.
– И только с тобой мне спокойно. И только для тебя я готов раздвигать ноги. И я обещаю, что сегодняшнее утро не повторится.
Том поворачивается ко мне.
– Ты придаешь ему слишком большое значение.
– В каком это смысле слишком большое?
– Ну, ты же убежал в душ и там быстренько кончил. Получается, ты получил и моральное и физическое удовлетворение. А когда тебе хорошо – хорошо и мне. Я серьезно. А теперь быстро за своим новым блеском и доставь это удовольствие мне.
Я, преданно глядя ему в глаза, киваю и вскакиваю с кровати:
– Я мигом.
Том перехватывает меня за руку и тянет, заставляя упасть на себя. Его руки ползут вниз, прочно обосновываясь на моей заднице.
– А как же?..
Он затыкает меня поцелуем и, когда я отрываюсь от него, жадно хватая ртом воздух, шепчет:
– Я со вчерашней ночи не кончал в отличие от некоторых, так что обойдусь и ненакрашенным ртом.
Мои мозги прощаются со мной на некоторое время, когда я слышу этот шепот, снова целую его в губы и начинаю сползать вниз. Я же уже говорил, что обожаю его член едва ли не больше, чем самого Тома.
– И ненакрашенным, и ртом, и вообще чем угодно, ты завтра сам с кровати еле сползешь, столько сил на меня потратишь, - шепчу, касаясь его члена своими губами.
– Обещания, обещания, – смеется он, ногами обвивая меня за плечи...
автор: я.
фандом: Tokio Hotel
пэйринг: твинцест
рейтинг: R
Disclamer: всё не моё, все не мои.
Предупреждение: наверное это самое длинное из всего того, что я написала на сегодняшний день. Поэтому скучно и затянуто, потому что персонажи не хотели меня отпускать. А планировался всего лишь драббл. Я всех предупредила))
читать дальше
Когда мы встаем нелепо заспанные –
Волосы растрепаны и бьют электричеством
И мы с тобой как собаки натасканы
На секс в каких-то огромных количествах
Волосы растрепаны и бьют электричеством
И мы с тобой как собаки натасканы
На секс в каких-то огромных количествах
Утром Том сидит на подоконнике и разговаривает по телефону. Я потягиваюсь, наполовину высунувшись из-под одеяла, и шумно выдыхаю, но он не обращает на меня внимания. Это вполне в его духе, а вот мне сегодня хочется поиграть. Ночь прошла прекрасно, несмотря на то, что мы поздно заснули, я выспался, и какое же счастье, что сегодня никуда не надо спешить. Все встречи назначены на завтра.
– А, ты проснулся, – его высочество наконец-то соизволило обратить на меня внимание. – Угадай, кто звонил?
– Ты знаешь, в данный момент мне это абсолютно не интересно. Меня интересует другое, – я облизываюсь, глядя на него, – почему ты не со мной в кровати?
– Ну, наверное, потому, что я уже встал. – Том смотрит в окно. – И даже успел позавтракать. Надеюсь, я тебя вчера не очень вымотал, а то ты, в отличие от меня, никак не хотел просыпаться. Вот, даже на звонок не ответил, – он трясет телефоном.
Слова о телефоне я пропускаю мимо ушей, акцентировав свое внимание на другом.
– Ты хочешь сказать, что ты бодр и полон сил, а я уже ни на что не способен, потому что ты меня вчера затрахал? – сажусь в кровати, позволяя одеялу окончательно сползти вниз. Могу поспорить на что угодно, Том проследил бы его путь заинтересованным взглядом, если бы у него на затылке были глаза. – Эй, смотри на меня, я к тебе обращаюсь.
– А чего я там не видел? – я кожей чувствую его ухмылку.
– А раз ты все видел, значит, тебе теперь слово "вежливость" ничего не говорит, так?
– Брось, Билл, слово вежливость оставь для всех остальных, – он поворачивается, – не придумывай причины, по которым я должен на тебя смотреть. У меня и так стоит все утро, с тех пор как я проснулся. Почему, ты думаешь, я не мог снова заснуть?
Конечно, эта фраза не может мне не льстить, вот только Тома хлебом не корми, дай сказануть что-нибудь такое, что вгонит меня в ступор, и он сможет воспользоваться моим телом в своих интересах.
– А почему ты меня не разбудил? Что, думаешь, я бы тебя послал?
– А ты что думаешь, я так повернут на трахе, что не смогу подождать пару часов, пока ты проснешься? Мне, знаешь ли, неинтересно трахать резиновую куклу, которой ты являлся несколько часов назад.
Вот так всегда. Откровенность, не знающая границ. И пусть меня это обижает, я не могу не признать, что если бы это было не так, этого разговора вообще бы не было. Просто по причине того, что разговаривать было бы не о чем. Не спали бы мы вместе и не трахались по углам.
– Ну а сейчас? Сейчас я пригоден для того, чтобы меня можно было трахнуть или нет? Подождем еще немного: маникюр, педикюр и все такое? – добавляю в свой голос ровно столько вызова, чтобы завести брата настолько, насколько мне нужно. И он ведется.
– Сейчас ты не просто пригоден, сейчас ты нарываешься...
Подойдя к кровати, он стягивает футболку и начинает расстегивать джинсы. И тут у меня появляется офигительная идея, что я аж весь загорелся желанием воплотить ее в жизнь. Хотя мое состояние и до этого нельзя было назвать спокойным. Затрахал он меня, значит. Сейчас я ему покажу, что из этого следует...
Протягиваю руку и провожу кончиками пальцев по его животу, царапая ногтями кожу. Он шипит как кот, выгибаясь мне навстречу. Усиливаю нажим, и теперь мои ногти оставляют красные полоски на его коже. Он наклоняется, чтобы поцеловать меня. Но это не входит в мои планы, его поцелуи являются тем, что стопроцентно сводит меня с ума. Поэтому я наклоняю голову, утыкаясь ему в живот, и начинаю зализывать следы оставленные ногтями.
Том надавливает рукой мне на макушку, принуждая спуститься ниже, и я следую его настойчивой просьбе. Если бы кто-нибудь спросил меня, что я умею лучше всего, и мне надо было отвечать честно, а не гнать всякую чушь, то я бы ответил – как доставить Тому удовольствие. Вот только, слава Богу, честно отвечать на этот вопрос меня еще никто не заставлял.
Одной рукой я обхватываю его член, а второй обнимаю за задницу. Провожу от основания к головке, Том еле заметно вздрагивает и фыркает:
– Сухая...
Да уж, может мой брат и толстокожий, но только не здесь. Из вредности провожу рукой вниз, словно навинчивая кулак. Том ничего не говорит, и я сплевываю на его член, теперь дело идет гораздо лучше, он начинает подаваться вперед и назад, из-за того, что я двигаю рукой в паре сантиметров от своих губ, у меня начинается натуральное слюноотделение от желания заполучить его внутрь.
Замечаю, что у меня стоит ничуть не меньше, чем у него, и понимаю, что могу и не сделать задуманной гадости. Но тут брат подталкивает мою голову вниз, так что у меня не остается иного выбора, кроме как взять его в рот. Нежно посасывая головку, я сжимаю кольцо из пальцев у основания. Он шепчет что-то – я не могу разобрать слов, и пытается войти глубже. Отстраняюсь, глубоко вдохнув, выдохнув, и надеваюсь ртом на его член. От кончика моего носа до его лобка остаются считанные миллиметры, и в этот момент я напрягаю связки. От этого по моему горлу легкой волной проходит мышечный спазм, и Том весь дрожит как его продолжение.
Собираюсь с последними силами, вновь отодвигаясь, отталкиваюсь от его бедра, и быстро вскочив, мчусь в ванную. За спиной раздается полный разочарования стон, и, прислонившись к стене, я начинаю быстро двигать рукой теперь уже по своему члену. Мне хватает буквально пары минут, чтобы кончить и опуститься на пол.
Принимая душ, я слышу стук в дверь. Немного опасаясь мести Тома, настороженно спрашиваю, чего он хочет.
– Там с утра Йост звонил, сегодня у нас разговор по поводу сценографии на премии. Так что вылазь, не бойся. Я тебя не трону... – и после небольшой паузы брат добавляет, – даже пальцем.
Днем есть проблемы с ориентацией
Мы по друг другу вечно голодные
И чтобы не сделать нас суперсенсацией
Повторяем друг другу: мы не животные
Мы по друг другу вечно голодные
И чтобы не сделать нас суперсенсацией
Повторяем друг другу: мы не животные
По дороге в студию Том ведет себя совершенно обычно. То ли он и правда не злится на меня, то ли таит обиду и лелеет жестокую месть. Я верчу в руках плеер, который так и не удосужился включить. И думаю об этой чертовой премии. Что-то пошло не так в последнее время, я не получаю никакой радости от того, что мне вручают очередную статуэтку, кубик, шарик или что там еще выдумают организаторы. Самым главным становится не забыть речь и улыбку.
Том перебивает мои мысли.
– Да ничего особенного там не будет, не грузись. Нам всем надо просто немного отдохнуть. И тогда мы снова будем радоваться... Может быть, – он улыбается мне.
Вот так всегда, стоит сделать что-то гадостное, как он не может не упустить момент ткнуть меня в это носом. Ну почему он не наорал на меня, или бы еще лучше оттрахал после того, как я вышел из душа? Фиг вам, строит тут из себя благородство. Молча жду, и он объясняет мне свою позицию:
– Да ждал я от тебя чего-то такого, поэтому и не злюсь. Я тебя не понимаю порой, но всегда чувствую.
– Мне просто захотелось... – начинаю было говорить, но чувствую, что оправдываюсь, и останавливаюсь.
Он протягивает руку и сжимает мою коленку:
– Я же сказал, что все в порядке.
– А говорил, что даже пальцем не тронешь, – поддерживаю его тон.
– Ну, я обманул, значит. Разве ж могу я тебя не трогать? – проводит по ноге вверх, и подытоживает, – не могу.
В студии прокручиваем записи с последних концертов, и мне указывают на то, что я слишком часто наклоняюсь сильно вбок – создается ощущение падения, Георг иногда уходит так сильно в сторону, что его не видно. Густав, выходя на поклон, частенько спотыкается о разложенные вокруг установок провода. Только Том практически все делает идеально, за исключением одного момента – слишком мало смотрит в мою сторону. Даже фишка с пинком не помогает.
А что делать, если нам даже тысячи глаз не мешают друг друга хотеть. Остается делать вид, что другого просто нет на этой сцене. Но не объяснять же это всем остальным. Наконец, разбор ошибок заканчивается, и мы переходим собственно к тому, ради чего здесь собрались.
Обсуждается все – расстановка нас на сцене, высота ударной установки, на каких аккордах я поворачиваю голову и смотрю на Тома, на каких словах Том подходит к Георгу, куда попадает синий прожектор, а куда белый... Все. До малейших деталей. В нашей работе нет места импровизации. Вот за это я и ненавижу премиальные выступления. И еще потому, что там не ты вытягиваешь энергию из зала, а он – из тебя.
Во время небольших пауз смотрю на брата – он сидит, закусив нижнюю губу, и внимательно слушает. Его ноги широко раскинуты, и та коленка, которой я не касаюсь своей, медленно качается из стороны в сторону. И я снова его хочу, тем более что утром сам от него и отказался.
Опускаю ладонь на свою коленку, невзначай касаясь его ноги, он не поворачивает головы в мою сторону, но я знаю, что он понимает мои намерения. Скребу ногтями по его джинсам с еле-еле слышимым звуком. Том дергает ногой, опуская ее вниз, разрывая контакт. Мне становится немного обидно, и я заставляю себя сосредоточиться на работе.
Наконец, собрание имения нас закончилось. Я задерживаюсь, чтобы обсудить свой костюм, Том куда-то сбегает. Выясняю все до конца и со спокойной совестью прощаюсь. Теперь можно идти налаживать личную жизнь. Только бы эта жизнь никуда не удрапала со своей драгоценной гитарой.
Ломаемся в разных развратных позициях
Движениям странным не знаем конца
У остальных просто чушь и бессмыслица
У нас отражение своего же лица
Движениям странным не знаем конца
У остальных просто чушь и бессмыслица
У нас отражение своего же лица
Нахожу Тома в одной из дальних комнат, о его местонахождении мне сообщает Георг, с которым они обсуждали последнюю из приобретенных гитар. Удивляюсь сам себе, вроде не так давно кончал, а уже снова возбужденный. Дело осталось за малым – надо сподвигнуть брата на новую порцию секса, с учетом того, что сделать это сейчас мне будет сложнее, чем утром. Но где наша не пропадала, а самое главное, чего только наша не добивалась.
– Как ты считаешь, что если я на выступлении сделаю вот так? – встаю перед Томом на колени, раздвигая ноги, и откидываюсь назад. В его глазах смесь возбуждения и удивления. Он окидывает меня взглядом, охватывая всю картинку целиком. Потом медленно скользит взглядом сверху вниз, я еще сильнее прогибаю спину. Выдыхает:
– А это не будет слишком?
Как же мне нравится эта нотка нерешительности в его голосе. Дразню:
– Ну, я же не буду делать вот так...
Выгибаюсь так, что чувствую, как волосы касаются пола. Смотрю на его расширившиеся зрачки и отрываю зад от пола. Моя поза напоминает несуразный мостик, но я-то знаю, как это действует на него. Том делает два шага, приближаясь ко мне вплотную, улыбается так, что я немного нервно облизываю пересохшие внезапно губы.
– Тогда бы я не стал делать и вот так…
Он расталкивает мои коленки носком кроссовка, разводя ноги еще шире, до тех пор, пока я не чувствую, что еще немного, и джинсы начнут рваться. Улыбаюсь ему в ответ.
– Почему? Боишься, что все умрут от перевозбуждения?
– Нет, – он встает между моих ног. – Потому что это натолкнет меня на мысль сделать нечто вроде этого… – Он легко нажимает ногой на мой пах. Совсем чуть-чуть, но сквозь тонкие джинсы я чувствую носок его кроссовка. – Или вроде этого...
Ставит ногу сверху и начинает медленно двигать ей взад вперед. Я чувствую, что еще чуть-чуть, и мое возбуждение не даст мне продолжить дразнить его. Отползаю назад, разрывая контакт, нахально улыбаюсь:
– Да это было бы совсем некстати. Прикинь, я встаю, а у меня на джинсах пятно. Такой след от грязного кроссовка.
Вот только Том чувствует меня практически как себя самого. Ничего не говоря, он снова возвращает свою ногу на мою промежность, только теперь надавливает сильнее, делая мне немного больно. Я смотрю в его глаза и читаю в них приказ не двигаться. Замираю, отдаваясь ощущениям – даже говорить ничего не хочется. Он чувствует, что я сдаюсь, и начинает легонько выстукивать на мне какой-то занятный ритм. Я выгибаюсь еще сильнее, уже непроизвольно, следуя за его ногой. Он шипит как кот и жестким нажатием заставляет меня забыть обо всем. Мне становится плевать на прогнувшуюся до боли поясницу, плевать на упирающиеся в жесткий пол локти и сведенные судорогой колени. Весь мой организм забыт, и я чувствую только его ногу, давящую на мой член. Все мои мысли только об этом. Меня безумно интересует только одно – даст ли он мне кончить. Не будет ли мстить за мое утреннее поведение.
Впрочем, даже это меня уже не интересует, я весь теряюсь в ощущениях. Том меняет ногу и мягкими круговыми движениями доводит меня до оргазма. Помня о том, что громко кричать нельзя, я только широко открываю рот, ловя хотя бы глоток воздуха. Сейчас я напоминаю не мостик, а манекен с вывернутыми назад ногами. Том поднимает меня на руки и тащит на диван. Усаживает перед собой и обнимает. Я расслабляюсь, весь обмякаю в его руках. Может я и взбалмошный идиот, но он меня любит, я просто это знаю. Хотя ведь Том это тот же я, и значит...
– Мне кажется, что даже несмотря на то, что мои кроссовки чистые и следов не оставляют, тебе все же стоит сходить в туалет и привести себя в порядок, – он нежно целует кончик моего уха, – а то пятно все-таки появится.
– Я тебя тоже люблю.
Выпутываюсь из его рук и ног, встаю и топаю в туалет. В спину доносится:
– Я жду тебя внизу.
Ждет он меня внизу, как же! Фыркаю. Нет, чтобы помочь любимому братику. Ждет он меня. Ишь ты выискался.
С оторванным нами кусочком реальности
Играем как можем – не нужно мотива
Мы тенью улыбки друг друга являемся
Нас откровенность совсем извратила
Играем как можем – не нужно мотива
Мы тенью улыбки друг друга являемся
Нас откровенность совсем извратила
На самом деле я на него не злюсь совершенно, понимаю это всем своим существом. Тем более что, по большему счету, я заслужил и не такое. Вот если бы он бросил меня там, на полу, я бы еще мог на что-то претендовать, на какую-то обиду. А так, я даже благодарен ему, что он не оказался такой же сукой как я сам. Но поворчать-то никто не мешает. Улыбаюсь сам себе.
В туалете, стянув джинсы вместе с трусами, понимаю, что Том был полностью и абсолютно прав – еще немного времени, и надо было бы ходить, прикрывшись спереди, ну журналом к примеру. Вытираюсь полотенцами и натягиваю обратно джинсы. Выбрасываю скомканные полотенца в мусорку и понимаю, что передо мной возникла проблема. Проблема с большой буквы П. И никак иначе. Трусы-то куда девать? Выкинуть их абсолютно точно нельзя – уборщица будет в восторге, если найдет такой подарок от меня. Карманов, куда я могу их запихать, тоже нет. Черт, и почему Тома нет рядом, когда он так нужен? Риторический вопрос, но в его балахонах можно вынести ударную установку Густава, и никто ничего не заметит.
В этот момент открывается дверь. Сую трусы за отворот куртки и поворачиваюсь к раковине. На лицо, которое отражается в зеркале над ней, даже смотреть не хочу. Оно все красное. Ну братик, спасибо тебе.
По пути к машине понимаю, что на этом плата за оргазм не закончилась. Ни эти джинсы, ни этот я абсолютно не приспособлены к хождению без нижнего белья. Швы трут немилосердно. Плюхаюсь на сиденье со словами:
– Чувствую себя гребаным фетшистом-мазохистом в одном флаконе.
Том как-то диковато улыбается.
– А ты и есть фетишист, помешан на себе, как не знаю что.
Его слова вызывают у меня дикий ржач. Не могу остановиться пару минут. Только когда чувствую, что мы выехали со стоянки, немного успокаиваюсь. Расстегиваю куртку и показываю ему трусы со словами:
– И ты недалек от истины. Вот уже и трусы у себя ворую!
Он улыбается, окно с моей стороны мягко опускается вниз.
– Можешь выкинуть, если конечно не хочешь сохранить их как память.
– Вообще-то я хотел подарить их тебе, но как знаешь…
Сегодня определенно день сюрпризов. Том спокойно протягивает руку:
– Давай.
Пока я шокированно смотрю на него, он вытягивает руку, забирает мои трусы и сует к себе в карман, объясняя:
– Повешу над кроватью. А мазохистом почему?
Делаю голос немного обиженным и как бы через силу выдавливаю из себя:
– Швы натирают.
Наступает очередь Тома ржать, а мне остается только испуганно одергивать его, призывая смотреть на дорогу. Отсмеявшись, он снимает правую руку с руля и начинает расстегивать ширинку на моих джинсах. Немного сползаю на сиденье вниз и раздвигаю пошире ноги, дабы облегчить ему доступ. Его пальцы нежно массируют мой член, в то время как мошонка продолжает тереться о тот самый злополучный шов. И вот этот контраст между джинсами и его ладонью настолько ярок, что я не выдерживаю и пытаюсь отстраниться.
– Том, не надо. Только не сейчас, я…
Он бесцеремонно обрывает меня.
– Сейчас. Я хочу сейчас.
Он говорит тем самым полуприказным тоном, перед которым я не могу устоять, или не хочу. Мне доставляет какое-то непонятное удовольствие тот факт, что он мной командует. Наверное, я впрямь немного мазохист, но оттого, что его движения становятся более грубыми, в чем-то немного болезненными, я получаю колоссальное удовольствие. Мои мозги отключаются, и все что я могу – только тихо выдыхать: еще, еще, сильнее.
Том прерывается, достает из бардачка салфетки и подает их мне. Я непонимающе смотрю на него, но он не утруждает себя объяснениями. Некоторое время ничего не происходит, он ведет машину, а я несколько заторможенно смотрю перед собой.
В наступившей тишине раздается его голос:
– В принципе, ты можешь сам закончить, только не забудь про гигиену и то, что в этих джинсах тебе еще в квартиру подниматься.
Вот сволочь! Я так и знал, что он не успокоится, пока не отомстит. И вот ведь зараза, там, в студии, я ждал, что он не доведет дело до конца, а сейчас у меня даже мысли об этом не мелькнуло. Поворачиваюсь к нему, намереваясь высказать все, что я думаю по поводу такого поведения, но вижу его озорную улыбку, и мою злость как волной смывает. Тихо скулю:
– Так не честно, Том. Ну пожалуйста, не бросай меня в таком состоянии. Я осознал и принял во внимание всю пакостность моего поведения.
– Ага, а как только кончишь, так сразу осознание выйдет из тебя вместе со спермой.
– Том... Так не будет...
Он улыбается, смотрит на меня, я смиренно жду своего приговора. Через пару секунд он фыркает:
– Ты сам-то веришь в то, что сказал, а братик?
Пока я размышляю над этим вопросом, выбирая, что ответить правду или совсем правду, он опять ставит меня в тупик:
– Подрочи для меня. Можешь? – интонация поменялась с той, приказной, на просительную. Но я послушно обхватываю рукой свой член и начинаю медленно поглаживать большим пальцем головку.
Том внимательно следит за дорогой. У меня складывается ощущение, что он погружен в какие-то свои мысли. А мне – с одной стороны мне хочется его внимания, а с другой – я хочу сделать что-то для него. И не для того, чтобы принести себе удовольствие, Том мне в нем никогда не отказывал, а просто потому, что хочу доставить это удовольствие ему.
– Мне кончать? – задаю вопрос, наугад, чтобы разрядить обстановку.
– Нет. – Его тон настолько категоричен, что мне прямо-таки хочется сделать наоборот. Но я вспоминаю, что в данный момент я белый и пушистый, и киваю. Хотя какого черта – он все равно этого не видит!
– А когда? – не то чтобы мне сильно хочется, но правила игры знать не помешает.
– Не знаю, – брат пожимает плечами. – Не сейчас.
Я снова киваю. Ну и что, что не видит. Говорить что-то еще мне лень.
Смотрю в окно – мы практически приехали – еще минут десять, и мы наконец-то будем дома. Том бросает на меня косой взгляд. Моя рука медленно движется вверх-вниз, пальцы обхватывают член, но не плотно, а слегка касаясь. Просто лениво ласкаю себя, чувствуя не столько физиологическое возбуждение, сколько моральное. Том весело хмыкает:
– Мы два извращенца.
– Даже не буду возражать, – весело улыбаюсь ему. – Ты есть хочешь?
– Ну как тебе сказать, я вообще-то перекусил в студии. А ты?
– Да, есть немного. Предлагаю приготовить пиццу и чего-нибудь попить.
– Штаны застегни, повар. Мы приехали.
Хорошее настроение не покидает меня, но, тем не менее, я ворчу:
– Застегни, расстегни. Сними, одень. Почему это я тот, кто вечно должен раздеваться и одеваться, почему не наоборот?
– Ответ, так сказать, очевиден. Тебе нравится это делать.
– Неправда! – я возмущенно смотрю на него. – Ничего подобного! Это тебе нравится вечно меня раздевать!
– Ну, я и говорю, тебе ведь нравится доставлять мне удовольствие. – Черт, и сказать нечего. Но ведь это за мной всегда должно оставаться последнее слово.
Мы уже поднимаемся в лифте, а я так и не придумал, что бы мне такое сказать. Но Том обрывает мои мысли, мягко притягивая меня к себе за плечи, и шепчет мне на ухо:
– Не думай так долго – морщины появятся.
Лягаю его ногой в колено, и пока он трет его рукой, выхожу из лифта. Вот ведь зараза!
А нервы ни к черту, переступаю границу
Вне всяких сомнений там нет ничего
Зубами впиваюсь в родную ключицу
Никогда не отдам ни куска своего
Вне всяких сомнений там нет ничего
Зубами впиваюсь в родную ключицу
Никогда не отдам ни куска своего
Честно говоря, наша кухня больше похожа на музей. Ну такой достаточно грязненький музей с явно ленивыми уборщицами. Что не мешает мне любить ее до безумия. Потому что именно на этом самом кухонном столе, который я притащил сюда из предыдущей квартиры, заслужив пару нелестных отзывов в свой адрес, случился мой самый первый настоящий трах с Томом. Все же в нас полно романтики. Мы же не выбрали комнату с удобной мягкой кроватью, вокруг которой стоят вазы с розами, с зажженным камином в углу. Я до сих пор помню, как от неловкого движения рукой на пол полетела какая-то тарелка. Голос Тома в который раз нарушает мои размышления:
– Могу поспорить, я знаю, о чем ты думаешь?
– И как ты это определил? – отвлекаюсь от стола и достаю из холодильника лимонад и коробку со вчерашней недоеденной пиццей.
– То, что я могу поспорить или то, о чем ты думаешь?
– Как смешно! Я сейчас описаюсь от смеха.
– Просто ты так ласково поглаживал краешек стола, что догадаться было несложно, – он уселся на стул.
– Да уж, я знаю, я дурак, но не надо над этим смеяться. Слышишь? – поворачиваюсь и угрожающе тычу банкой лимонада в его сторону.
Он улыбается в ответ на мои слова.
– За это я тебя тоже люблю.
– Пошел в зад!
– С удовольствием, но чуть-чуть попозже. Тебе сперва поесть надо.
Я не выдерживаю и запускаю в него банкой, пролетев мимо его головы, она попадает в стену рядом с дверью. Том изумленно присвистывает:
– Ого! Ну ты даешь!
– Я может и даю, но больше не тебе!
– А кому? – его голос внезапно становится серьезным, но я этого не замечаю.
– Найду кому! У меня большой выбор, знаешь ли.
– Билл...
– Что Билл! – я знаю, что опять ору и, на его взгляд, без всякого на то повода. Но сегодня у меня самое что ни на есть дурное настроение. А он, как назло, начал насмехаться над моим столом.
Том явно не понимает причины, но представляет себе последствия, к которым может привести начавшаяся перебранка, поэтому он встает и выходит из кухни. Я слышу, как в глубине квартиры хлопает дверь его комнаты, мрачно достаю из холодильника еще лимонад, вынимаю из коробки так и не разогретую пиццу и тупо начинаю жевать, выгоняя всякие посторонние мысли из головы. В голове настоящей блондинки должно быть свободно и светло, так ведь?
Настроение блондинки продержалось практически до ночи. Брата я не видел, он выходил из комнаты тогда, когда я был в ванной. Зато в этом режиме я мог часами заниматься своей внешностью, хотя это и напоминало мне о нем. Куда веселее было бы, если бы он в данный момент валялся на моей кровати и вставлял по поводу моих действий свои ехидные комментарии. Но, в принципе, и так можно было существовать.
Но вот когда пришла пора ложиться спать, глядя на свою так редко используемую по назначению кровать, которая скорее является просто складом для шмоток, я понял, что спать один совершенно не хочу. Вот прямо сейчас пойду и выцарапаю из него прощение, как бы он не сопротивлялся. Мой он или не мой, в конце концов?
Для мириться и ссориться главное правило
И важно опять мне его не забыть
Все то, что тебя улыбаться заставило
Я точно никак не могу не любить
И важно опять мне его не забыть
Все то, что тебя улыбаться заставило
Я точно никак не могу не любить
Захожу в комнату брата без стука, свет выключен, шторы на окне задвинуты. После яркого освещения холла, кажется, что стоит абсолютная темнота. Не буду говорить, что мне стало смертельно тоскливо, когда я понял, что Том лег спать без меня, но что-то похожее на разочарование появилось.
Протянув руку к выключателю, я зажигаю свет. Его кровать абсолютно пуста, и сперва мне приходит в голову, что я просто не слышал, как он ушел, но через пару секунд я замечаю его ноги, свисающие с подлокотника кресла. Обойдя его, вижу, что Том просто заснул в какой-то ужасно неудобной на мой взгляд позе. Прикидываю, как он будет себя чувствовать, когда проснется, и трясу его за плечо.
– Просыпайся, а то завтра весь день будешь плохо себя чувствовать.
Он смешно морщит лоб и, открыв глаза, что-то ворчит. Не разбирая, что он там пытается до меня донести, начинаю его раздевать. Так как ноги доступнее всего, то и начинаю я соответственно с них. Стянув с него носки, я нагибаюсь, чтобы расстегнуть джинсы. Он не мешает мне, наоборот, приподнимает задницу и ноги по очереди, пока я тяну за концы штанин.
– Ну вот, а теперь футболка. – Том садится и поднимает руки наверх, предоставляя мне действовать самому и дальше. Отбрасываю футболку в сторону и указываю на его трусы: – Сам снимешь, или тоже мне оставишь?
Он пожимает плечами. Это может означать все, что угодно, а в данный момент я, честно говоря, не понимаю его настроя. Но раз так, тогда буду действовать так, как хочу сам. Сев на корточки, я хлопаю его по ноге – раз, по второй – два, и он стоит передо мной абсолютно голый.
– Ну, вот и все, иди в кровать.
– А я думал, что ты не придешь.
Его слова повисают в воздухе. Они звучат как-то слишком серьезно и неожиданно для меня. Я застываю на месте, а он шлепает мимо меня к кровати и присаживается на самый краешек. Я не нахожу ничего лучше, чем спросить:
– Ты почему не ложишься?
– А почему мы с самого начала спим на моих кроватях, а не на твоих?
– Потому что ты сказал, что у меня в комнате всегда слишком много косметических запахов.
– А в нашем автобусе их нет, и в отелях тоже, а мы все равно спим в моих кроватях.
– Тогда я не знаю почему, – этот диалог начинает меня раздражать.
– Потому, что это ты всегда приходишь ко мне. Не я к тебе, а ты ко мне.
Я знаю, что я не самое сообразительное существо на свете, но тут до меня доходит практически моментально. За полминуты сбрасываю все свои одежки на пол и, приглушив свет, усаживаюсь за спиной брата, крепко обхватывая его ногами.
– Я могу быть самой распоследней сукой на свете, вот только не по отношению к тебе. Ты же знаешь это. – Он молчит, и я после некоторой паузы продолжаю. – Сегодня я весь вечер скучал по тебе. Я старался этого не делать, но постоянно представлял себе, что бы было, будь ты рядом. Мы бы целовались в душе, ты бы расчесывал мои волосы, а я бы отсосал тебе, накрасив губы своим новым блеском и оставляя следы от него на твоем члене. Потом мы бы лежали обнявшись, и долго-долго болтали ни о чем, просто так, и нам было бы хорошо. Но всего этого не было, потому что я напакостил сегодня утром. А потом весь день ждал, что ты будешь мне мстить. И поэтому затеял истерику на кухне. В следующий раз, ты просто дай мне пару раз по роже, чтобы я не зарывался. И все.
– Я не сомневаюсь, что после этого я буду кончать только от собственной руки несколько недель как минимум.
Я улыбаюсь.
– Все может быть. Вот только я все равно буду приходить к тебе каждый вечер.
– Просто твоя кровать непригодна для сна, в ней слишком много всего можно найти.
– Просто я не могу спать спокойно, когда мне нет никого, кого можно было бы лягнуть во сне.
– И когда не у кого отобрать одеяло.
– И только с тобой мне спокойно. И только для тебя я готов раздвигать ноги. И я обещаю, что сегодняшнее утро не повторится.
Том поворачивается ко мне.
– Ты придаешь ему слишком большое значение.
– В каком это смысле слишком большое?
– Ну, ты же убежал в душ и там быстренько кончил. Получается, ты получил и моральное и физическое удовлетворение. А когда тебе хорошо – хорошо и мне. Я серьезно. А теперь быстро за своим новым блеском и доставь это удовольствие мне.
Я, преданно глядя ему в глаза, киваю и вскакиваю с кровати:
– Я мигом.
Том перехватывает меня за руку и тянет, заставляя упасть на себя. Его руки ползут вниз, прочно обосновываясь на моей заднице.
– А как же?..
Он затыкает меня поцелуем и, когда я отрываюсь от него, жадно хватая ртом воздух, шепчет:
– Я со вчерашней ночи не кончал в отличие от некоторых, так что обойдусь и ненакрашенным ртом.
Мои мозги прощаются со мной на некоторое время, когда я слышу этот шепот, снова целую его в губы и начинаю сползать вниз. Я же уже говорил, что обожаю его член едва ли не больше, чем самого Тома.
– И ненакрашенным, и ртом, и вообще чем угодно, ты завтра сам с кровати еле сползешь, столько сил на меня потратишь, - шепчу, касаясь его члена своими губами.
– Обещания, обещания, – смеется он, ногами обвивая меня за плечи...
Все вокруг никому ничего не должны
Забава вся в том, что нету различий
Мы в общем одно и в этом все мы
Близнецам Бог не создал приличий
Забава вся в том, что нету различий
Мы в общем одно и в этом все мы
Близнецам Бог не создал приличий
Твой Ф,